Гражданская война и военная интервенция всегда сопровождаются массовым террором противоборствующих сторон. Военные историки считают, что массовый террор имел место в Советской России в 1918-1920 годах как вид боевых действий. Такой вид действий со стороны красных (красный террор) был вынужденной мерой и был навязан Советской власти белыми, первыми применившими белый террор. Что такое террор, терроризм, террористический акт? В настоящее время многие учёные в своих исследованиях приводят более 100 размытых определений этих социально-политических и уголовно правовых категорий. Термины белый и красный террор следует применять осторожно. Белый террор - термин условный, противоречивый. Он включает террор белофиннов, белочехов, белополяков, немцев. Под белым террором понимаются такие явления как индивидуальный террор и контрреволюционные выступления, т.е. любые действия, направленные против Советской власти, на территории советской республики, обладающие признаками террора. Как белый террор (террор "белых правительств") так и красный террор (террор центрального правительства) имеет чёткие границы, пространственные и временные.

Террор (от латинского terror – страх, ужас), политика устрашения и подавления классовых и политических противников, проводимая путём крайне суровых, насильственных мер принуждения вплоть до физического уничтожения. Террор, как трактует иллюстрированный энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона – это период Французской революции, господство ужаса во Франции с мая 1793 по июль 1794 гг. Введён якобинцами, которые бесчисленными казнями думали удержать в своих руках власть. С тех пор под террором стали понимать политику расправ, расстрелов без суда, сжигание селений, конфискаций имущества, убийств и т.д. Термин "белый террор" впервые вошёл в обиход во Франции в 1815-1816 гг., когда роялисты под белым знаменем Бурбонов совершали жестокости, насилия, зверства против бонапартистов, республиканцев и протестантов. Термин "красный террор" впервые ввела учительница, эсерка-террористка Коноплянникова Зинаида Васильевна (1878-1906), заявившая на суде в 1906 г.: "Партия решила, на белый, но кровавый террор правительства ответить красным террором". Её судили и повесили за то, что она расстреляла жандармского генерала Мина Г.А., жестоким образом подавившего Московское вооружённое восстание рабочих в 1905 г. Террор, это способ действий любого субъекта (государства, организации, физического лица) с использованием силы, угрозы, возбуждения страха как массового насилия, например, война, агрессия. Иными словами, террор – массовое насилие, применяемое в основном субъектами власти. Террор и насилие – слова, стоящие по смыслу очень близко друг к другу.

Известно, что в первые же послеоктябрьские дни контрреволюция выступила против Советской власти не только с оружием в руках. 15-17 ноября 1917 г. недавно созданный "Союз союзов служащих государственных учреждений" организовал новую форму контрреволюционного террора – саботаж чиновников против Советской власти. "Мы не считаем возможным отдать свой опыт, свои знания и самый аппарат управления насильникам", - заявляли саботажники. "Союз союзов" планировал провести всероссийскую забастовку государственных служащих. Решение об этом было принято ещё в начале декабря и явилось непосредственной причиной образования ВЧК (как мы помним – 7 декабря 1917 г.) Саботаж охватил практически все государственные учреждения и ведомства. К нему присоединились заводчики и фабриканты. Закрывались предприятия и банки. В саботаже участвовали более 40 тыс. чиновников (10 тыс. служащих банков, 6 тыс. почтовых работников, 4,7 тыс. телеграфистов, 3 тыс. приказчиков торговых предприятий, 20 тыс. конторщиков). Предварительное расследование показало, что "Союз союзов…" поддерживал связи с центральными комитетами кадетов, правых эсеров и меньшевиков. Вдохновителем саботажа была партия кадетов, которая финансировала саботажников, выплачивая деньги неработающим чиновникам. Саботажники не стреляли и не взрывали. Но эта "тихая" контрреволюция грозила огромными бедами. Организация голода – вот их главная цель. Военно-Революционный Комитет (ВРК) ВЦИК 26 ноября издал приказ, направленный на борьбу с саботажем. Чиновники, саботирующие работу, объявлялись врагами народа. Эти люди объявлены под общественным бойкотом. Их списки вывешивались во всех публичных местах. Это были слишком мягкие меры Советской власти против врагов. Свыше 100 заговорщиков были арестованы чекистами 30 декабря.

Сейчас в буржуазной России одним из направлений злобной антисоветской пропагандистской политики является история революционного движения и, в частности, тема красного террора в эпоху Великого Октября и гражданской войны на территории Советской России (белый террор при этом замалчивается). Цель её (политики) ясна – представить Ленина и партию большевиков, иначе всех "красных" насильниками, террористами и убийцами. При этом они не собираются признать тот факт, что красный террор явился ответной, защитной, а потому справедливой мерой против белого террора, против вооружённого похода интервентов, против действий белогвардейцев и их сторонников в советском тылу с целью реставрации старого режима, что являлось самым масштабным проявлением белого террора. Таким законным правом на свою защиту пользовались все предшествующие революции, в том числе английская, американская и Великая Французская революции. Но это им никто и никогда в укор не ставил. Этот факт не замечается и замалчивается пророссийскими буржуазными идеологами. Но кое-кому хотелось бы отказать в праве на защиту нашей социалистической революции и диктатуры пролетариата. Под красным террором они подразумевают комплекс репрессивных мер, проводившихся большевиками в ходе Гражданской войны в России (1917-1922 гг.) против социальных групп, провозглашённых классовыми врагами, а также против лиц, обвиняемых в контрреволюционной деятельности.

Террор и терроризм, это не одно и то же. Представляется логичным понятие "террор" относить к политическим силам, находящимся у власти, то есть тем, которые объективно являются более сильной стороной в конфликте и противоборстве; понятие же "терроризм" относить к оппозиционным силам, объективно являющимся стороной более слабой. В годы гражданской войны определить: кто, где, когда был более сильной (слабой) стороной, не всегда удаётся. Поэтому определить, кто применял террор, а кто терроризм - не всегда возможно. Применение силы государством может быть конструктивным, необходимым. Ведь лигитимное насилие есть одна из важнейших функций государства, без него данный политический институт существовать не может. В чрезвычайных обстоятельствах кризиса или войны (в том числе гражданской) применение силы, жестокости во внутренней политике становится ещё более оправданным. К таким мерам допустимо применять термин "принуждение", но не "насилие" (насилие – это необоснованное применение оружия, деструктивное (разрушающее) по своей сути и нарушающее стабильность). Но в условиях гражданской войны противоборствовавшие стороны дали морально-этическую характеристику своим действиям и действиям противников, оправдывая свою политику, и обвиняя противоположную сторону. Каждый из участников конфликта в соответствии со своими убеждениями действовал во благо нации, родины или даже во благо человечества. Некоторые исследователи предлагают относить к государственному террору только незаконное применение силы со стороны государства. Незаконное применение пыток, арестов, угроз со стороны государственных органов можно считать, как государственный террор. Итак, если насилие власти выходит за правовые рамки – это государственный террор. Но ведь существуют многочисленные факты местного произвола, случаи произвола одной местной власти вопреки другой и вопреки указаниям центра.

Большевики, запустившие в обиход термины "белый" и "красный" террор, поначалу имели в виду достаточно узкую сферу применения насилия: репрессивные меры ВЧК, которые являлись ответом на сопротивление противников большевистской революции. Однако очень быстро обе стороны стали использовать эти термины в более широкой трактовке. Обвинения друг друга в терроре стали важной частью контрпропаганды. Они быстро превратились в тотальные. Тема террора и ответственности противников за его развязывание стала важнейшей частью мифотворчества, которое широко развернулось на страницах периодической печати по обе стороны фронтов. Нельзя изучать красный террор, основываясь на антибольшевистских источниках. Современные исследователи и идеологи до сих пор "умудряются" использовать в своих "трудах" статистику о фантастических жертвах красного террора. При этом они используют свидетельства "очевидцев" (не зря есть поговорка: "Врёт, как очевидец"), показания которых весьма ненадёжны. Историки-антисоветчики зачастую педалируют факт, что террор сопутствовал аграрной политике большевиков, т.к. она предусматривала насильственное изъятие продовольствия и жестокое подавление всякого сопротивления. А как объяснить насильственную мобилизацию людей в армию, изъятие лошадей? Это тоже террор? С этим трудно согласиться. Продразвёрстка, комплектование армии не преследовали специально цели устрашения. Эти действия белых и красных носили характер насилия, но не террора. Под насилием словари подразумевают чрезмерный нажим, применение физической силы. Насилие не подразумевает обязательно организованных форм, а также цели устрашения. В деятельности белых и красных насилие как принуждение применялось достаточно широко, террор же намного уже. "Военный коммунизм" (изъятие излишков сельхоз. продукции по твёрдой цене и запрета частной торговли прежде всего на хлеб, иначе – продразвёрстка) как ставка большевиков на внеэкономические меры принуждения никак не может считаться террором, как это считают некоторые современные антисоветские историки. Белые поступали несколько иначе. Они применили реквизицию (принудительное изъятие имущества у собственника с выплатой ему стоимости этого имущества), что стало неотъемлемой частью экономического курса контрреволюции.

Является ли террором вспышка насилия толпы, что было массовым явлением в годы революции и гражданской войны? Источниками такого насилия были, как правило, комбатанты. К ним в российских условиях 1917-1918 гг. можно отнести не только военных, но и демобилизованных солдат, стремившихся военизировать гражданскую жизнь. Они были ударной социальной группой как для большевиков, так и для белых. Ответственность за действия комбатантов власти нести просто не могли. Значительную часть насильственных деяний комбатантов действительно можно отнести к террору. Они терроризировали общество. Но относить этот террор к государственному - мало оснований. Его природа, видимо, иная. Она скорее всего обусловлена психическими расстройствами. Если накануне революции его (террор) можно объяснить социальным и моральным кризисами в обществе, то в годы гражданской войны оснований для этого существует ещё больше. В современной Российской Федерации, где уже несколько лет имеют место экономический, социальный и моральный кризисы, не исключены случаи всплеска насилия. Люди без опыта участия в боевых действиях воспроизводят комбатантный тип поведения, идут за лидерами – военными. Военные становятся референтной группой (консультантами) по отношению ко всему обществу. Отсюда берет начало широкое распространение второго вида насилия – стихийное массовое насилие населения, ведущее себя как классическая толпа. Часто насилие толпы было реакцией на устрашение кого-то, либо местью. Другая причина массовых выступлений – отчаяние. Насилие становится одной из неизбежных поведенческих стратегий отчаявшихся людей, вышедших за грань условий выживания. Склонность к насилию возрастает в разы, когда люди собираются вместе. В годы революции и гражданской войны поводов для этого становится больше. Насилие масс возможно только при безвластии или "слабовластии". Граница между государством и обществом в годы гражданской войны оказалась размытой. Таким образом, государственное и негосударственное насилие взаимосвязаны и их бывает очень сложно дифференцировать, т.е. разделить. Считается, что именно классовый характер определил глубину и интенсивность красного и белого террора, придав ему особую жестокость и непримиримость. Россия времён гражданской войны не явилась исключением. Социально-классовое насилие, пожалуй, впервые получило столь чёткое идеологическое обоснование, но это объяснимо остротой социальных противоречий в стране накануне и во время революционного кризиса и политизацией российского общества. К тому же 1917-1922 гг. – это время распада многонациональной империи, а противостояние малых народов имперскому центру всегда имеет форму экстремизма. Маловероятно, что удастся отделить оборонительное и наступательное насилие и провести границу между вынужденным и чрезмерно политическим насилием.

В годы гражданской войны на территории Советской России противоборствующие стороны объявили террор на уровне государственной политики по отношению к противникам, а страну захлестнула волна насилия. Прежде всего вопрос стоит в том, кто первый начал террор, кто в большей степени несёт за него ответственность, какая из сторон проводила его более масштабно и организованно? Пока ответы на эти вопросы носят противоречивый характер. Поиски ведут в тупик. Почему? Видимо потому, что исследователи сталкиваются со сложностями методологического и источниковедческого характера. Нет чёткой договорённости о терминах. Существуют широкие и узкие трактовки террора и терроризма, но ни одна из них не может считаться исчерпывающей. Трактуя террор широко, его отождествляют с любым применением насилия к личности или собственности, либо с любыми действиями, имеющими целью устрашения оппонента. Узкая интерпретация ограничивает его рамками организованного политического терроризма. С такими трактовками нельзя согласиться к периоду не только гражданской войны, но и вообще любой войны. Ведь боевые действия в ходе войны, где противники уничтожают друг друга, не называются террором. А жертвы войны и жертвы террора – это не одно и то же. Ведь терроризмом называют только насильственные действия или угрозу их применения, направленные против лиц, не принимающих активного участия в военных действиях. Насилие по отношению к военному противнику исключается из понятия "террор". Но иногда отделить участников боевых действий от мирного населения, особенно в гражданских войнах, бывает сложно. Под террором мы можем понимать только те действия, в которых применение или угроза насилия имеет главной целью устрашение гражданского населения. Эти положения о терроре, терроризме и насилии применимы и к гражданской войне в России.

Террор – это социально-политическая категория, исторически изменчивое негативное явление транснационального масштаба, основывающееся на философии насилия. Философия насилия – это объединяющая террористов система взглядов на насилие. Терроризм и террористический акт, будучи составляющими террора, являются уголовно–правовыми категориями. Они являются формами угрозы насилия или применения насилия по политическим мотивам против лиц (юридических или физических) ради достижения политических целей; это систематическое использование убийств, телесных повреждений и разрушений или угроза перечисленных действий для достижения политических целей; это метод политической борьбы, который состоит в систематическом применении ничем не ограниченного, не связанного с военными действиями физического принуждения, имеющего целью достижения предельных результатов путём устрашения политических противников; это применение насилия и захвата людей в качестве заложников с целью получения выкупа; это насильственное лишение человека свободы, глумление над личностью, пытки, шантаж. Вот далеко не полный перечень деятельности террористов. Итак, если террор - политика устрашения, то терроризм и террористические акты – практика террора.

Террор как способ достижения определённых (политических) целей насильственными средствами существует с момента зарождения человеческой цивилизации. Можно сказать, что он является постоянным спутником человечества. Террор характерен только для антагонистических обществ, к которым относится и Российская Федерация. Идея террора сформулирована ещё в Ветхом завете. Одним из первых примеров террора (терроризма) является 60-летняя война, а затем восстание зилотов против римской экспансии в Иудее в 66-70 гг. н.э. Тогда жертвами евреев (на иврите караим) были не столько римляне, сколько им сочувствующие. Лидеры церкви, например, итальянский философ и теолог Фома Аквинский (1225-1274), допускали идею убийства правителя, враждебного, по их мнению, народу. В средние века распространился политический террор в Индии, Китае и ряде мусульманских стран, а также на территории нынешних Ирана, Афганистана, Сирии. В 1792 г. пришедшие к власти во Франции якобинцы выдвинули лозунг: "Да будет день подчинён террору!" Террор и терроризм в России имел место с первых шагов её существования. Более широкое распространение он получил в 1879-1881гг., что было связано с деятельностью организации "Народная воля". После убийства русского царя Александра II в 1881 г. в России примерно на два десятилетия наступило "затишье". Вторая волна терроризма связана с деятельностью партии эсеров. В 1903 г. ими было убито 3 человека, в 1904 – 2, в 1905 – 54, в 1906 – 83, в 1907 – 73. После этого волна терроризма пошла "на убыль": 1908 – 3, 1909 – 2, 1910 – 1. Все это были случаи индивидуальных террористических актов. 1907-1910 гг., это годы безудержного террора, которым царское правительство стремилось задушить революционную борьбу. Истекающая кровью страна была покрыта виселицами; тюрьмы были переполнены. Третья волна терроризма связана с началом интервенции и гражданской войны на территории Советской России в 1918 г. Вновь вспыхнувшая в стране вторая гражданская война в середине лета 1918 г. приобрела огромный размах (как и террор), охватив практически всю территорию Советской России. Ей отводилась империалистами роль жертвы. Но Советская власть отстаивала и защищала высшие национальные интересы России, её государственный суверенитет. Внутренняя же контрреволюция выступала в роли предателей национальных интересов, бесстыдно торгуя своей "горячо любимой родиной".

В.И. Ленин о терроре и терроризме

Каково ленинское понимание террора как метода политической борьбы и его применение в конкретно-исторических условиях? Проблема террора и терроризма занимает довольно значительное место в идейном наследии В.И. Ленина. К ним он обращается в 33 томах (из 55) Полного собрания сочинений. Это статьи, доклады, выступления, письма, проекты резолюций, которые вкупе составляют исследовательскую базу, без изучения которой невозможно проводить анализ по сути вопроса. Ленин, стоящий в сложнейших боевых условиях и экономической разрухи во главе государства диктатуры пролетариата, отвечающий за судьбы миллионов людей и судьбу страны, лично испытав 10- кратные покушения на собственную жизнь и получив ранения от террористов, имеет несопоставимо больше прав давать оценку террору и терроризму, чем те, кто считают себя героями, "видя бой издалека" - Путин, Медведев, Сванидзе, Гозман, Млечин, Ципко и т. д. и т.п.

В своём толковании террора и терроризма В.И. Ленин, естественно, опирался на марксистскую теорию о роли насилия в истории. Согласно этой теории, насилие (террор), не являясь главным фактором социальной динамики, играет, тем не менее, существенную роль в общественно-историческом развитии особенно в эпоху социальных революций. Известное изречение К. Маркса гласит: "Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым" ("Капитал", глава 31). Террор – одна из возможных, но не обязательных форм принуждения (насилия). Применительно к пролетарской революции рабочего класса Ленин ещё в 1899 г. подчёркивал: "Рабочий класс предпочёл бы, конечно, мирно взять в свои руки власть" (т. 4 с. 264), но, будучи реальным политиком, предупреждал: вероятность того, что буржуазия пойдёт на мирные уступки пролетариату, крайне мала; скорее следует ожидать, что в решительный момент она прибегнет к защите своих привилегий насилием. Тогда рабочему классу не остаётся другого пути для осуществления своей цели, кроме революции. Применяемые рабочим классом формы и средства борьбы всецело будут зависеть от того, как будет развиваться острейшая социальная ситуация, когда будет решаться важнейший, коренной вопрос революции – вопрос о власти. Насилие со стороны господствующего класса чревато перерастанием в контрреволюционный террор, направленный на подавление рабочего класса и его союзников; рабочий класс, лишённый выбора вынужден отвечать революционным террором. Оптимальный, но маловероятный вариант, - мирный переход власти в руки рабочего класса, когда террор в любой его разновидности становится излишним. Готовясь к докладу для русской колонии политэмигрантов Женевы (март 1905 г.), Ленин приводит взятые из книги французского историка Лиссагаре цифры жертв Коммуны от контрреволюционного террора версальцев: расстреляны, сосланы на каторгу, заключены в тюрьмы – 70 тыс. человек, 3000 умерли в тюрьмах; общее число жертв – 100 тыс. человек (в том числе покинувшие Францию). Из истории падения Коммуны следуют уроки: буржуазия пойдёт на все; сегодня либералы, радикалы, республиканцы, завтра измена, расстрелы; самостоятельная организация пролетариата – классовая борьба – гражданская война. Насколько целесообразно применение террора в России в начале XX века? Партия социалистов-революционеров (эсеров), созданная в 1901 г., ответила на вопрос утвердительно (ленинской партии РСДРП тогда ещё не существовало). Ссылаясь на то, что в России господствует деспотизм и полицейский произвол, а малейшие проявления социального протеста подавляются с особой жестокостью, эсеры взяли на вооружение так называемый индивидуальный террор, представляющий собой, по определению Ленина, систему единичных политических убийств. Эсеры надеялись посредством "эксцитативного" (возбуждающего, привлекающего внимание) террора пробудить у масс интерес к политике и подтолкнуть их к активным действиям. Ленин считал увлечение террором авантюризмом. Он решительно отвергал индивидуальный террор как способ политической борьбы и развернул последовательную борьбу с эсерами, которая не прекращалась в течение многих лет. В статье "Почему социал-демократия должна объявить решительную и беспощадную войну социалистам-революционерам?", июль 1902 г. он отмечает: "Потому, что, ставя в свою программу террор и проповедуя его как средство политической борьбы в современной его форме, социалисты-революционеры приносят этим самый серьёзный вред движению, разрушая неразрывную связь социалистической работы с массой революционного класса. Современный террор, как его применяют и проповедуют социалисты-революционеры (эсеры), ни в какой связи с работой в массах, для масс и совместно с массами не стоит, что партийная организация террористических актов отвлекает наши крайне немногочисленные организаторские силы от их трудной и далеко ещё не выполненной задачи организации революционной рабочей партии, что на деле террор социалистов–революционеров является не чем иным, как единоборством, всецело осуждённым опытом истории" (т. 6, с. 375). Социальной базой партии эсеров были мелкобуржуазные слои интеллигенции. Такие социальные группы или слои называются маргинальными. Они носят неопределённое и неустойчивое социальное положение, склонность к крайностям. На крутых изломах истории и в обществах переходного типа повышенная активность маргинальных групп составляет важнейший источник политического экстремизма. Именно такая ситуация наблюдалась в России в начале XX века. Следовательно, террор (терроризм) в России первой начала партия социалистов-революционеров (эсеров). На IV съезде эсеров 26 июня-5 декабря 1917 г. было решено принять самые решительные меры против большевиков, вплоть до террора. Эту идею высказали эсеры В. Чернов, А.Гоц, Е. Ретнер, Ф. Дан, Л. Брамсон. Такую же позицию заняли в это же время (на своём съезде) меньшевики. Более решительно были настроены кадеты и монархические организации, уже объявленные большевиками врагами народа за участие в осенних контрреволюционных выступлениях.

В одном из своих первых произведений "С чего начать?" (май 1901г.) Ленин писал: "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора. Это одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях. Но суть дела именно в том, что террор выдвигается в настоящее время отнюдь не как одна из операций действующей армии, тесно связанная и сообразованная со всей системой борьбы, а как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения… Террор никогда не может стать заурядным военным действием: в лучшем случае он пригоден как один из приёмов решительного штурма" (т.5, с. 8). В проекте резолюций о терроре ко II съезду РСДРП (июнь-июль 1903 г.) отмечается: "Съезд решительно отвергает террор, т.е. систему единичных политических убийств, как способ политической борьбы, в высшей степени нецелесообразный в настоящей время" (т.7, с. 251). Обратим внимание, что в этих работах нет ничего, что говорило бы о стремлении рассматривать террор в качестве панацеи или какого-то универсального средства борьбы. Возможность его применения ставится в жёсткие рамки и напрямую соотносится с известным выражением: на войне как на войне. В этом смысле война против капитала не исключения. Она подчиняется тем же законам, что и любая другая война. Заметим, что выше названные ленинские работы (а также другие), были написаны до создания партии РСДРП (создана в июле-августе 1903 г.). После событий кровавого воскресенья 9 января 1905 г. Ленин писал из Женевы, что это войско победило безоружных рабочих, женщин и детей. Более тысячи убитых и несколько тысяч раненых – таков итог побоища. Это был акт массового государственного террора. Это был кровавый и жестокий урок гражданской войны. Расчёт царизма был построен на том, чтобы подавить в зародыше назревшую революцию, посеять страх и панику, деморализовать массы рабочих. Тогда в 1905 г. Россия вступила в полосу революционных выступлений. В борьбе с ними царизм использовал все доступные средства насилия. Контрреволюционный террор был одним из таких средств. После декабрьского (1905 г.) вооружённого восстания в Москве, царское самодержавие активизировало безжалостно и с размахом расстрелы, побоища, погромы, военно-полевые суды, карательные экспедиции, массовые телесные наказания – все это не что иное, как военный террор. Ленин назвал эти действия "бешеным белым террором". Только с 1907 по 1909 гг. царским судом было осуждено более 20 тыс. человек, 5 тыс. из них приговорены к смертной казни. Общее же число подвергшихся репрессиям, по данным кадетского исследователя В.П. Обнинского, составило 1,5 млн. человек. Это делал не Ленин, а "помазанник божий" Николай II, российский император. После свержения царизма (февраль 1917 г.) мысль о гражданской войне и терроре была наивной, бессмысленной, дикой. Однако Временное правительство готовилось нанести удар. Это произошло 3-4 июля 1917 г. в Петрограде, когда в ходе антиправительственной демонстрации было убито 54 и ранено 650 человек. Эти действия Ленин характеризовал как палачество и начало гражданской войны. В этот период началась массовая травля большевиков и их лидеров. Им приписывали шпионаж в пользу Германии и получение немецких денег, организацию вооружённого заговора и государственную измену. Это была гнусная ложь, это начиналась новая разновидность террора – информационно-психологического, который сейчас в РФ принял государственный характер.

В период революции 1905-1907 гг., годы реакции, февральской революции 1917 г. и последующие месяцы до Октябрьской социалистической революции 1917 г. В.И. Ленин написал множество работ, в которых обращался к теме террора и терроризма. Кратко остановимся на некоторых из них и проследим эволюцию ленинских взглядов на террор.

- В статье "Приближение развязки" (ноябрь 1905, т.12, с. 76) впервые упоминается термин белый террор: "Чёрные сотни заработали так, как не видывала ещё Россия. Вести о побоищах, о погромах, о неслыханных зверствах так и сыплются из всех концов России. Господствует белый террор. Где только можно полиция поднимает и организует подонки капиталистического общества для грабежа и насилия, подпаивая отбросы городского населения, устраивая еврейские погромы, подстрекая избивать "студентов" и бунтовщиков. Контрреволюция работает вовсю. Стреляют из митральез (картечниц) в Одессе, выкалывают глаза в Киеве, выбрасывают на мостовую с 5-го этажа, берут приступом и отдают на поток и разграбление целые дома, поджигают и не дают тушить, расстреливают тех, кто смеет сопротивляться чёрным сотням".

- "Политическое положение и задачи рабочего класса" (декабрь 1906, т.14, с.201-202): "После разгона Думы (9 июля 1906 г.) правительство сдерживало возмущение страны только посредством военного террора. Усиленные и чрезвычайные охраны, аресты без конца, военно-полевые суды, карательные экспедиции, все это, вместе взятое, нельзя назвать иначе как военным террором".

- "Уроки Московского восстания" (август 1906, т.13, с. 375). В статье подчёркивается о необходимости и целесообразности признания социал-демократией тактики массового террора: "Та партизанская война, тот массовый террор, который идёт в России несомненно помогут научить массы правильной тактике в момент восстания. Социал-демократия должна признать и принять в свою тактику этот массовый террор, разумеется организуя и контролируя его, подчиняя интересам и условиям рабочего движения и общереволюционной борьбы, устраняя и отсекая беспощадно то "босяческое" извращение этой партизанской войны".

- "Ф. Коричонеру", октябрь 1916, т. 49, с. 312). В этом письме Ленин впервые признает возможность применения индивидуальных террористических действий (при определённых условиях): "Только массовое движение можно рассматривать как действительную политическую борьбу. Только в прямой, непосредственной связи с массовым движением могут и должны принести пользу и индивидуальные террористические действия… но в декабре 1905 г., когда дело наконец дошло до массового движения, до восстания, - когда нужно было помочь массе применить насилие, - тогда-то "террористы" как раз и отсутствовали. В этом ошибка террористов".

- "Речь на съезде швейцарской с.-д. партии" (ноябрь 1916, т.30, с. 182): "Мы убеждены, что опыт революции и контрреволюции в России подтвердил правильность более чем 20-летней борьбы нашей партии против террора как тактики".

- "За деревьями не видно леса" (август 1917, т. 34, с. 80): "Кто же не знает, что как раз после 4 июля 1917 г. мы видим в России начало гражданской войны со стороны контрреволюционной буржуазии, разоружения полков, расстрелы на фронте, убийства большевиков. Гражданская война, изволите видеть, "недопустима" по словам Мартова для революционной демократии как раз тогда, когда ход развития событий с железной необходимостью привёл к тому, что её повела контрреволюционная буржуазия". Таковы взгляды В.И. Ленина и большевиков на террор и терроризм в дооктябрьский период 1917 г.

После победы Социалистической революции 24-25 октября 1917 г. в Петрограде, Советы брали власть в большинстве мест бескровно. Из 100 наиболее крупных населённых пунктов (включая и губернские города), только в 16 взятие власти осуществлялось вооружённым путём. В короткий срок, - с октября 1917 по февраль 1918 г., - Советская власть утвердилась на большей части России. Полностью избежать потерь не удалось. Пришлось подавлять контрреволюционные заговоры, мятежи, вспышки насилия. Буржуазия вступила на тропу гражданской войны. А где война, там гибнут люди. О масштабах потерь пишет американский журналист, свидетель тех событий А.Р. Вильямс. Он писал, что за 4 месяца, понадобившиеся Советам, чтобы утвердить свою власть, было убито с обеих сторон менее одного человека на каждые 3000 населения России (в абсолютном выражении это свыше 50 тыс. человек). Это, конечно, немало, но тотальной гражданской войны у буржуазии не получилось. Вильямс обоснованно заключает: в те первые месяцы рабочий класс России пытался вести гражданскую войну с наименьшими человеческими потерями. В значительной степени это ему удалось. В этот период В.И. Ленин, партия большевиков выступали против террора и насилия. Ситуация коренным образом изменилась в течение весны-лета 1918 г., когда гражданская война (вторая гражданская война) вошла в новую, более ожесточённую фазу. В этот период сложилась объединённая антисоветская коалиция, включившая, во-первых, империалистические государства Запада, начавшие открытую вооружённую интервенцию против Советской республики; во-вторых, внутреннюю буржуазную контрреволюцию; в-третьих, "демократическую контрреволюцию" в виде мелкобуржуазных партий меньшевиков, эсеров и др. Затяжной характер гражданской войны, неизбежность заговоров, контрреволюционных покушений были обусловлены ещё и тем, что у нас революция выросла, по словам Ленина, "из великой империалистической бойни". Через неё прошла огромная масса офицеров – выходцев по большей части из среды капиталистов и помещиков, хорошо обученных, организованных и составивших главную ударную силу, как теперь принято говорить, белого движения. В лагере контрреволюции оказалось и большинство духовенства, не признавшее новую власть и сомкнувшееся с белогвардейцами. Террор для контрреволюции стал своего рода оружием последней надежды. Им всем не удалось ликвидировать Советскую власть. То, что не удалось в годы гражданской войны и иностранной интервенции, увенчалось успехом семь десятилетий спустя. Мы оказались в положении "страны невыученных уроков". Как тут не вспомнить Ленина, который предостерегал: "…нет ничего проще, как демагогически увлечь толпу, которую потом только самые горькие испытания смогут убедить в её ошибках" (т.6, с.123).

Политика террора характерна периодичностью, различной внутриполитической обстановкой и различными масштабами применения высшей меры наказания. В декабре 1917 г. обстановка показала, что нужно ставить вопрос о новых политических формах и содержании диктатуры пролетариата сравнительно с прежними дооктябрьскими представлениями большевиков. Первоначально в качестве наказания Советская власть применяла такие меры как конфискация имущества, лишение продовольственных карточек, выдворение и выселение, опубликование списков врагов народа, общественное порицание и др. Но в начале декабря 1917 г. все очевиднее становилась ошибочность прежней оценки сопротивления контрреволюции по отношению к Советской власти. В этот период только в Петрограде было до 40 тыс. уголовных преступников (в Москве – 30 тыс.), до 50 тыс. бывших кадровых офицеров, склонных и готовых к активным антисоветским действиям, несколько ненадёжных воинских частей, чиновники, которые организовывали забастовки и саботажи. В ходе гражданской войны и иностранной интервенции В.И. Ленин написал значительное количество работ, в которых поднимал вопросы о белом и красном терроре.

- "К лозунгам демонстрации" (28 ноября 1917, т. 35, с. 125): "Долой саботажников и бастующих чиновников! Бойкот им, революционный террор против их!"

- "Письмо Г. Е. Зиновьеву №196" (июнь 1918, т. 50, с. 106): "Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что Вы удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда доходит до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Террористы будут считать нас тряпками, время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает".

- "Письмо Г.Ф. Фёдорову №257" (август 1918, т.50, с. 142): "В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, создать тройку диктаторов, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат и бывших офицеров и т.п. Надо действовать вовсю…".

- "Письмо к американским рабочим" (август 1918, т. 27, с. 57-60): "Обвинять нас в "разрушении" промышленности, или в "терроре" значит лицемерить или обнаруживать тупое педанство, неспособность понять основные условия той бешеной, обострённой до крайности классовой борьбы, которая называется революцией. В эпоху революции классовая борьба неминуемо и неизбежно принимала всегда и во всех странах форму гражданской войны, а гражданская война немыслима без разрушений тягчайшего вида, ни без террора, ни без стеснения формальной демократии в интересах войны… Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в её пользу против феодалов. Террор стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применить рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии! Террор был справедлив и законен, когда его применяли в интересах замены одного эксплуататорского меньшинства другим эксплуататорским меньшинством. Террор стал чудовищен и преступен, когда его стали применять в интересах свержения всякого эксплуататорского меньшинства, в интересах действительно огромного большинства, в интересах пролетариата и полупролетариата, рабочего класса и беднейшего крестьянства. Буржуазия международного империализма перебила 10 миллионов человек, искалечила 20 миллионов на "своей" войне, войне из-за того, английским или немецким хищникам господствовать над всем миром. Если наша война, война угнетённых и эксплуатируемых против угнетателей и эксплуататоров, будет стоить полумиллиона или миллиона жертв во всех странах, - буржуазия скажет, что первые жертвы законны, вторые преступны".

- "Ценные признания Питирима Сорокина" (ноябрь 1918, т.37, с. 188-197): "Революционный пролетариат должен знать, кого надо подавлять, с кем надо – когда и как – уметь заключать соглашения. Было бы смешно и нелепо отказываться от террора и подавления по отношению к помещикам и капиталистам с их прихвостнями, продающими Россию иностранным "союзным" империалистам. Было бы комедией пытаться убеждать и вообще "психологически" влиять на них. Но так же, - если не более, - нелепо и смешно было бы настаивать на одной только тактике подавления и террора по отношению к мелкобуржуазной демократии, когда ход вещей заставляет её поворачивать к нам".

- "Собрание партийных работников Москвы" (ноябрь 1918, т.37, с. 214, 219): "Во время чехословацкого выступления по всей России шли кулацкие восстания. Только пролетариат при помощи деревенской бедноты выдержал борьбу против всех врагов. И меньшевики, и эсеры в громадном большинстве были на стороне чехословаков, дутовцев, красновцев. Это положение требовало от нас самой ожесточённой борьбы и террористических методов этой войны. Как бы люди с разных точек зрения ни обсуждали этого терроризма, для нас ясно, что террор был вызван обострённой гражданской войной. Он был вызван тем, что вся мелкобуржуазная демократия повернула против нас. Они вели с нами войну различными приёмами – путём гражданской войны, подкупом, саботажем. Вот такие условия создали необходимость террора. Поэтому раскаиваться в нем, отрекаться от него мы не должны. Мы должны только ясно понять, какие условия нашей пролетарской революции вызвали остроту борьбы. Эти особые условия состояли в том, что нам пришлось действовать против патриотизма, что нам пришлось заменить Учредительное собрание лозунгом "Вся власть Советам!"

- "Ответ на вопросы американского журналиста" (июль 1919, т.39, С. 113-114): "Наша революционная программа состояла, собственно, из одного общего пункта: свержения ига помещиков и капиталистов, свержение их власти, освобождение трудящихся масс от этих эксплуататоров. Укажу только, что есть ещё один общий пункт нашей правительственной программы, который вызвал, пожалуй, наибольшее число изменений отдельных мер. Этот пункт: подавление сопротивления эксплуататоров. После революции 25 октября (7 ноября)1917 г. мы не закрыли даже буржуазных газет и о терроре не было и речи. Мы освободили не только многих министров Керенского и воевавшего против нас Краснова. Лишь после того, как эксплуататоры, т.е. капиталисты стали развёртывать своё сопротивление, мы начали систематически подавлять его, вплоть до террора. Это было ответом пролетариата на такие поступки буржуазии, как заговор совместно с капиталистами Германии, Англии, Японии, Америки, Франции для восстановления власти эксплуататоров в России, подкуп англо-французскими деньгами чехословаков, германскими и французскими – Маннергейма, Деникина и пр. и т.п. Одним из последних заговоров, вызвавших "изменение", - именно усиление террора против буржуазии в Петрограде, - был заговор буржуазии, совместно с эсерами и меньшевиками, о сдаче Петрограда, захват офицерами-заговорщиками Красной Горки (13 июня 1919 г.; арестовано более 350 коммунистов) , подкуп английскими и французскими капиталистами служащих в швейцарском посольстве наряду со многими служащими русскими и пр.".

- "Речь на I Всероссийском съезде работников просвещения" (август 1919, т.39, с. 136, 137): "Люди, которые говорят о нарушении свободы большевиками любят обвинять нас в применении террора. Они говорят, что большевики внесли систему террора в управление, они говорят, что для спасения России нужно, чтобы большевики отказались от террора. Пусть отказываются от него господа русские капиталисты и их союзники Америка, Франция, Англия, т.е. те, кто навязал террор Советской России. Это те империалисты, которые обрушились на нас и до сих пор обрушиваются со всей военной мощью, в тысячу раз более могущественной, чем наша. Это не террор разве, когда все страны Согласия, все империалисты Англии, Франции и Америки имеют каждый в своих столицах слуг международного капитала, - все равно называются ли они Сазоновыми или Маклаковыми. Если вы слышали о заговорах в военной среде, если читали о последнем заговоре в Красной Горке, который чуть не отдал Петроград, что же это было, как не проявление террора со стороны буржуазии всего мира, идущей на какие угодно зверства, преступления и насилия с целью восстановить эксплуататоров в России и затушить тот пожар социалистической революции, который грозит теперь их собственным странам? Вот где источник террора, вот на ком лежит ответственность! И вот почему мы убеждены, что те, кто провоцирует в России отказ от террора, является не чем иным, как сознательным или бессознательным орудием, агентами в руках тех террористов – империалистов, которые душат Россию своими блокадами, своей помощью, которую они оказывают Колчаку и Деникину".

- "Речь на беспартийной рабоче-крестьянской конференции" (август 1919, т. 39, с. 147): "… меньшевики, социал-революционеры и капиталисты, чтобы вернуть себе власть, создают заговоры. Создавая заговоры, заговорщики внушают Советскому правительству отказаться от террора. Но нет, мы не откажемся от террора потому, что мы знаем, что это приводит к временной победе Колчаков и Деникиных! В этой войне капитал убил самого себя. И этот издыхающий теперь зверь рычит на рабочих при своем издыхании. Но своего издыхания ему не удержать, он издохнет!".

- "VIII Всероссийская конференция РКП (б)" (декабрь 1919, т.39, с. 354-355): "До сих пор больше всего мелкая буржуазия в Европе обвиняла нас в нашем терроризме, в нашем грубом подавлении интеллигенции и обывателя. На это мы скажем: "Все это навязали нам вы, ваши правительства". Когда нам кричат о терроре, мы отвечаем: "А когда державы, имеющие в руках всемирный флот, имеющие в руках военные силы в сто раз больше наших обрушиваются на нас и заставляют воевать против нас все малые государства, - это не был террор? Это был настоящий террор, когда против страны, одной из наиболее отсталых и ослабленных войной, объединились все державы. Даже Германия помогала постоянно Антанте ещё с тех времён, когда она, не будучи побеждена, питала Краснова, и до последнего времени, когда та же Германия блокирует нас и оказывает прямое содействие нашим противникам. Этот поход всемирного империализма, этот военный поход против нас, этот подкуп заговорщиков внутри страны, - разве это не был террор? Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы. Из этого вытекает, что обвинение в терроризме, поскольку оно справедливо, падает не на нас, а на буржуазию. Она навязала нам террор. И мы первые сделаем шаги, чтобы ограничить его минимальным минимумом, как только мы покончим с основным источником терроризма, с нашествием мирового империализма, с военными заговорами и военным давлением мирового империализма на нашу страну".

- VII Всероссийский съезд Советов" (декабрь 1919, т. 39, с. 404): "Нас всегда обвиняли в терроризме. Это обвинение в том, что мы ввели терроризм в принцип. Мы отвечаем на это: "Вы сами не верите на такую клевету". Мы говорим: нам террор был навязан. Забывают о том, что терроризм был вызван нашествием всемирно-могущественной Антанты. Разве это не террор, когда всемирный флот блокирует голодную страну? Разве это не террор, когда иностранные представители, опираясь на будто - бы дипломатическую неприкосновенность, организовывают белогвардейские восстания? … Если бы мы попробовали на эти войска, созданные международным хищничеством, озверевшие от войны, действовать словами, убеждением, воздействовать как-нибудь иначе, не террором, мы бы не продержались и двух месяцев, мы бы были глупцами. Террор навязан нам терроризмом Антанты, террором всемирно-могущественного империализма, который душил, душит и осуждает на голодную смерть рабочих и крестьян за то, что они борются за свободу своей страны".

- "Проект ответа от РКП на письмо независимой с.-д. партии" (январь 1920, т. 40, с. 57): "Диктатура пролетариата означает сознание необходимости подавить насилием сопротивление эксплуататоров, готовность, умение, решимость сделать это. А так как буржуазия, даже самая республиканская и демократическая (в Германии, Швейцарии, Америке) систематически прибегает к погромам, к линчеванию, к убийству, к военному насилию, к террору против коммунистов и на деле против всяких революционных шагов пролетариата, то при этих условиях отрекаться от насилия, от террора, значит превращаться в плаксивого мелкого буржуа".

- "Речь на IV конференции губернских чрезвычайных комиссий" (февраль 1920, т.40, с. 114): "Первый острый момент борьбы с контрреволюцией, с белогвардейской вооружённой силой как скрытой, так и явной, этот первый острый период, по-видимому, проходит. Но более чем вероятно, что попытки тех или иных контрреволюционных движений и восстаний будут повторяться и, кроме того, опыт русского революционного движения показывает, что попытки чисто террористического свойства часто сопровождаются массовой вооружённой борьбой, и поэтому естественно ожидать, что офицерская вооружённая контрреволюционная сила, которая представляет собой элемент едва ли не наиболее привыкший к владению оружием и употреблению его, надо ожидать, что она не откажется от употребления оружия в свою пользу. По инициативе т. Дзержинского была отменена смертная казнь, но в самом начале делалась оговорка, что мы нисколько не закрываем глаза на возможность восстановления расстрелов. Для нас этот вопрос определяется целесообразностью. Советская власть сохранять смертную казнь дольше, чем это вызывается необходимостью, не будет, и в этом отношении отменой смертной казни Советская власть сделала такой шаг, который не делала ни одна демократическая власть ни в одной буржуазной республике. Мы знаем, что все попытки буржуазии заранее осуждены на неуспех. Но что эти попытки могут быть, это мы наблюдали за два года на практике Советской власти. Мы видели, как десятки тысяч офицерства, помещичьего элемента шли на какие угодно преступления, заключали договоры о взрыве мостов с агентами империалистических иностранных держав. И мы говорим, что такого рода попытки не прекратятся. Мы безусловно должны оставаться на страже".

- "Доклад о работе ВЦИК и Совнаркома" (февраль 1920, т 40, с. 100-101): "После главной победы над Деникиным (10 января 1920 г.) нужно утвердить постановление ВЦИК об отмене смертной казни… Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приёмами Антанты. И как только мы одержали решительную победу ещё до окончания войны, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали. Само собой понятно, что всякая попытка Антанты возобновить приёмы войны заставит нас возобновить прежний террор". ВЦИК и СНК приняли Постановление "Об отмене высшей меры наказания (расстрела)" 17 января 1920 г., т.е. до окончания Гражданской войны. Малоизвестно, что впервые смертную казнь за разбой в Древней Руси ввёл креститель Руси князь Владимир в 996 году.

- "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" (май 1920, т.41, с. 16): "Разумеется, мы отвергали индивидуальный террор только по причинам целесообразности, а людей, которые способны были бы "принципиально" осуждать террор великой французской революции или вообще террор со стороны победившей революционной партии, осаждаемой буржуазией всего мира, таких людей ещё Плеханов в 1900-1903 годах, когда Плеханов был марксистом и революционером, подвергал осмеянию и оплеванию".

- "Письмо к английским рабочим" (май 1920, т.41, с. 127): "Меня спрашивали о красном терроре, об отсутствии свободы печати в России, свободы собраний, о преследовании нами меньшевиков и меньшевистских рабочих и т.д. Я отвечал, что настоящие виновники террора - империалисты Англии и их "союзники", которые проводили и проводят белый террор в Финляндии и Венгрии, Индии и Ирландии, поддерживали и поддерживают Юденича, Колчака, Деникина, Пилсудского, Врангеля. Наш красный террор есть защита рабочего класса от эксплуататоров, есть подавление сопротивления эксплуататоров, на сторону которых становятся эсеры, меньшевики, ничтожное число меньшевистских рабочих. Свобода печати и собраний в буржуазной демократии есть свобода заговора богачей против трудящихся, свобода подкупа газет и скупки их капиталистами".

- "О продовольственном налоге" (апрель 1921, т. 43, с. 235): "Эсеры и меньшевики "не признают террора", ибо они исполняют свою роль подведения масс под флагом "социализма" под белогвардейский террор. Это доказали керенщина и корниловщина в России, колчаковщина в Сибири, меньшевизм в Грузии, это доказали герои второго Интернационала и Интернационала "два с половиной" в Финляндии, Венгрии, Австрии, Германии, Италии, Англии и т.д. Пускай лакействующие пособники белогвардейского террора восхваляют себя за отрицание ими всякого террора. А мы будем говорить тяжёлую,

но несомненную правду: в странах, переживающий неслыханный кризис, распад старых связей, обострение классовой борьбы после империалистической войны 1914-1918 годов, - таковы все страны мира, - без террора обойтись нельзя, вопреки лицемерам и фразёрам. Либо белогвардейский, буржуазный террор американского, английского (Ирландия), итальянского (фашисты), германского, венгерского и других фасонов, либо красный, пролетарский террор. Середины нет, "третьего" нет и быть не может".

- "Письмо Л.Б. Каменеву" (март 1922, т.44, с.428): "Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы ещё вернёмся к террору и террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников и "вывозят остатки России". И вывезут. Монополия есть вежливое предупреждение: милые мои, придёт момент, я вас за это буду вешать. Иностранцы, зная, что большевики не шутят, считаются с этим всерьёз".

- "О международном и внутреннем положении Советской республики" (март 1922, т.45, с.9): "Вы (Керенский и Краснов) вызвали нас на борьбу в самой отчаянной форме в октябре, в ответ на это мы выдвинули террор и тройной террор, а если ещё потребуется, выдвинем и ещё, если вы попробуете ещё раз. Ни один рабочий, ни один крестьянин не сомневается в том, что он необходим; кроме интеллигентских кликуш, никто в этом не сомневался".

- "Дополнения к проекту вводного закона к УК РСФСР и письма Д.И. Курскому" (май 1922, т.45, с.189-190): "По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу); открыто выставить принципиальное и политически правдивое положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы. Суд должен не устранить террор, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас".

Так писал и говорил Владимир Ильич Ленин, руководитель Советского государства и большевистской партии, марксист, большевик.

А в начале следующей статьи предоставим слово людям противоположной стороны, антисоветчикам, которые далеко не симпатизировали Советской власти, иначе говоря, представителям "белого движения".

А.А. БЕРЕЖНОЙ, полковник в отставке, Колпинский РК КПКР

мы в социальных сетях